Виктор Хмелик – один из самых незаурядных и интересных художников Владивостока. Много лет он работает в жанре фотографии, графики, создает интересные инсталляции, выставляясь в родном городе, Новосибирске, Москве, Санкт-Петербурге, Шанхае, Венеции, Майами.
В свои 58 лет он чувствует себя на 30 и готов идти вперед и вперед: создавать и оттачивать свои работы, показывая через них свой взгляд на мир. В ходе его новой выставки «Высокие джинсовые материи», открывшейся в «АртЭтаже», PrimaMedia.ГОРОД выяснил у Виктора Хмелика, как находятся идеи, почему не стоит портить старые корабли красивыми моделями, и почему за герб Владивостока стыдно.
Все пошло с детства. Начиналось с того что в 60-70-ые года привозили жвачку. Мы ее называли «японская сера». Но главное – это фантики с красивыми девушками и рыцарями. Это было фантастически красиво. Мой брат перерисовывал эти изображения на конверты. Рисовал акварелью, а окантовочку делал черной тушью. В этих конвертах он посылал письма своей девушке. Это было божественно, и я думаю, что это стало неким первым толчком.
Я - человек впечатлительный. И если попадаю в какое-то кино, мультипликацию, то это сразу дает знать. Я помню японские мультики - «Корабль-призрак», «Джек в стране чудес» - это были снаряды, которые контузят. Я приходил домой и рисовал, делал плакаты.
В армию я пошел в 1978 году. И там меня взяли сразу в оборот на наглядную агитацию, стенгазеты, дембельские альбомы. Татуировки! Сколько я сделал татуировок на плечах солдат. Все просили себе девушек. Если бы сейчас я этих девушек видел – это была бы катастрофа.
Я долго работал на стройке, был столяром, строил многие здания в городе. Но, вернувшись из армии, понял, что хочу стать художником.
В художественное училище сразу не приняли, был очень жесткий конкурс. Я работал потом на заводе «Изумруд», где познакомился с Мариной Бариновой. Там я был художником 18-го цеха, а через год поступил-таки в училище. Это была фантастика. Мне показалось, что всевышний открыл люк подо мной и сказал: «Смотри!». Это было время, когда мы постигали все.
Мне очень хотелось научиться всему, хотя я был редкостный раздолбай с плохим поведением. Четверых, включая меня, отправили даже в Москву по музеям. Но, тем не менее, из училища я вышел не с самыми лучшими оценками.
Учиться - это было счастье. Когда поступил, то узнал, что есть такой Сальвадор Дали, Иероним Босх, Питер Брейгель, о которых мне ничего до этого не было известно. Я благодарен своему брату и моему преподавателю Евгению Ивановичу Петровскому, который потом разжёг во мне эту искру.
Я перечитал огромное количество книг. Я счастлив тому, что меня все еще будоражит. Недавно посмотрел фильм Фрэнсиса Форда Копполы «Разговор», снятый между «Крестными отцами». Это шедевральное кино! Там мощная операторская работа, это энциклопедические кино, которое нужно изучать всем операторам и режиссерам. Но средний житель скажет, что это мутотень и отчасти будет, может быть, прав. Потому что визуальный разговор не соответствует нынешнему времени.
И вот это учит меня видеть то, что не дано каждому. Я всегда говорил своим студентам с кафедры графического дизайна ДВФУ, где преподавал восемь лет, что все раскидано под ногами. Все идеи прямо здесь и сейчас с вами. Не выдумывайте. Берите и трансформируйте! Мне нравится, когда минимальными средствами делаются великие вещи.
Нынешний молодой человек… на него обрушилась колоссальная энциклопедическая масса всего и сразу. Мы даже на пять процентов не могли мечтать об этом в свое время.
Когда я учился, был такой немецкий журнал Neue Werbung (Новая реклама). Это был журнал о рекламе и дизайне. И когда мы рисовали в училище, кто-то забегал и говорил, что на Тихой в киоске выкинули «Нойе Вербунг». Люди бросали все и неслись кто вперед.
Счастливый обладатель этого журнала потом давал его всем смотреть. Я так вообще засматривал его до дыр. Это был глоток чистого, свежего воздуха настоящего дизайна. То, что у нас в России называлось рекламой и дизайном, это вообще ни в какие рамки…
Сейчас много потрясающей музыки – ее не переслушать, а раньше было 2-3 десятка главных групп. Я продолжаю слушать новую музыку и новые вибрации. У каждого свои настройки на ту или иную волну. Вот вам, например, не нравится Стас Михайлов, потому что он на других волнах, а для кого-то Михайлов - шедевр. Мы просто не в этих вибрациях. И так в жизни происходит со всем – музыкой, искусством, книгами.
Мне очень нравится фотохудожник Ник Найт – он свежий, крутой, понимает линию, ритм, страсть. Есть еще потрясающий американский художник-реалист Эндрю Уайет. Его картины проникнуты с большой буквы экзистенциональным одиночеством. Но это одиночество со знаком плюс. Когда я вижу его картины – это мурашки по всему телу.
А что касается Энни Лейбовиц и других фотохудожников, они люди своего времени. Скажем, если у Лейбовиц убрать известных моделей и поставить обычных людей – это будут обычные фотографии.
Тот же Марио Тестино, я смотрю на его работы и мне скучно. Поставить красивую тетку, сфотографировать в красивом свете – это проще всего. Мало того, я вообще стараюсь избегать этого приема, когда есть объект, разваленный завод, огромные трубы, какие-то артефакты природы, ставят модель и снимают.
Это уже язык прошлого, я стараюсь не работать так. В этом есть некая импотенция. Я не вижу в этом творчества. Ну да, красивый корабль, старый, разрушенный, который 25 лет лежит на берегу. Кого не поставь возле него, но ставят красивых баб. Каждый дурак это отснимет. А где фотограф? Его нет. Есть корабль красивый и девушка, которую родители наделили стройностью. Где работа, где произведение?
Огромное количество фотографов сейчас болеет этой ерундой. Когда есть фотография, но нет фотографии. Нет отношения художника к проблеме и визуалу, есть набор факторов, вещей, которые снимет первоклассник.
Меньше всего мне хочется соответствовать какому-то стилю. Потому что, если ты вошел в стиль, это такая тюрьма, из которой сложно выбраться, и ты становишься непластичным. Мне нравится работать в разных стилях. Я очень люблю графику, фотографию, живопись, мне нравится визуально высказываться. Поэтому я не хочу, чтобы у меня был какой-то конкретный стиль.
Но я люблю доводить все работы до совершенства, как я его понимаю, и не устаю в этом. Я не перфекционист, который ходит кругами и волнуется. Все проще. Если я вижу, что вещь недоделана, я дотачиваю ее и отпускаю.
Photoshop – это наше все. Но все путают фотошоп с фотошотом. Нужно обладать чутьем, вкусом, чувством такта, чтобы понимать, что надо убрать, а что нет. Одно дело убрать прыщик, но когда смотришь на тех, кто вытачивает этих моделей… Они как пластмассовые, неживые.
У японцев есть понятие ваби-саби. Ваби — непритязательная простота и саби — налет старины. Если у китайца трескается кружка или на ней появляется скол, то это отрицательная энергия, и ее нужно обязательно выкинуть. У японцев же наоборот. Это трещинка, сделанная бабушкой, и эта кружка приобретает прикосновение и ценность для них. Вот так и я всегда стараюсь оставить жизнь, будь то морщинка или родинка.
Зачастую клиент смотрит и сразу говорит: «Это очень круто, мы делаем». И так было с «Акосом», когда я им сделал четыре разных заказа. Ситуация на рынке Владивостока очень тухлая. Потому что пейзажами все наелись, да и вообще пейзажи – это всегда красиво. Мне нравится работать со всем, но главное, чтобы было свежо.
Часто клиент приходит и говорит: «Хочу что-то такое…» Ты делаешь, а он говорит: «Это не поймет народ». А что он вкладывает в слово «народ»? Те, кто смотрит «Дом-2», или те, кто смотрит «Разговор» Копполы? Так как большинство связано с бизнесом, у них очень тухлый визуал. Они делают банальные серые вещи. И это развращает и дизайнера, и художника, и клиента. И потом это очень сильно влияет на наш городской визуальный ряд.
Хочется небанальных решений, разговора, диалога. У меня есть огромное количество идей для плакатов, инсталляций, перфомансов, хочется начать снимать кино, но я не успеваю все сделать. Да и всему свое время.
У нас нет людей, которые отвечают за хороший визуал в городе. Чиновники – это балласт и мертвецы на своих местах. У них совсем другие задачи, они совершенно не образованы. У нас до сих нет герба города, за который не было бы стыдно. Герб города должен быть таким же, но только нарисованным хорошо и грамотно.
Весь город неухоженный сейчас, как Чечня 94-го года. Все разбито. Мосты хороши, это артефакты и достояние города… сколько можно уже о них говорить. Они прекрасны, но забудьте о них и идите дальше. Впереди столько нерешённых проблем.
Мое любимое место в городе – это место, где я родился, на Фокина,9. Я люблю кафе Five o’clock, смотреть через его окна на мои окна и арку. Огромное количество историй произошли в тех местах, потрясающее время.
Набережную называли бухтой. А мой отец называл ее берег и говорил мне: «Я пошел на берег». Во мне проникнуты ветра, солнце, море. Мне 58 лет, но я чувствую себя молодым.
Текст и фото: Юлия Никитина
