В апреле в городской молодежной библиотеке БУК прошли лекции кандидата исторических наук, доцента департамента истории и археологии ДВФУ Анны Савчук о гендере и гендерных стереотипах в европейской культуре.
Мы поговорили с Анной о том, почему гендерные стереотипы так живучи, как интернет и мировая культура способствуют их самовоспроизводству и почему феминизм – на самом деле созидательное явление.
- Анна, как случилось, что вы ощутили свою принадлежность к феминизму и занялись тематикой гендерных исследований?
- На первом курсе исторического факультета я пришла к научному руководителю: 17 лет, молодая, восторженная, глаза на лоб, и сказала, что хочу заниматься Сталиным. Научный руководитель на меня удивленно посмотрела и сказала: «Знаешь, за последние 17 лет столько про Сталина написали, что пять лет ты будешь только переписывать то, что про него написали, поэтому давай лучше про женщин в эпоху Сталина».
А меня до этого кидало от евреев к декабристам, поэтому я подумала: ну, ладно. Первое знакомство с феминизмом и гендерными стереотипами для меня началось не на бытовом уровне, потому что на бытовом уровне все было более-менее понятно: семья у меня не сказать, что очень прогрессивная в своих взглядах на феминизм, но сценарии в ней реализуются нестандартные.
То есть, я со своим преподаванием еще гендерно конформный персонаж в своем семействе, где женщины – мичманы, геологи, сантехники, исследователи климата и прочие профессии, которые со «слабым полом» никак не ассоциируются. И по линии предков есть одна бабушка, которая выжила в оккупации, и вторая, которая в составе СМЕРШ гонялась за бывшими полицаями по украинским лесам, то есть мне, наверное, не в кого быть зайчиком.
К самому феминизму мама относилась очень стереотипно, считала, что это толстые, страшные, волосатые бабы, с которыми никто не хочет иметь дело. И эта точка зрения в свое время помогла мне принять мою принадлежность к феминизму. Я подошла к зеркалу и сказала себе: «Ну, да, я толстая, страшная, волосатая баба, и чо?».
- Почему тема гендерных исследований сегодня актуальна?
- Есть классическая точка зрения, что феминизм не может возникнуть в обществе, которое не дошло в своем развитии до индустриального этапа. Стандартная схема воспроизводства населения в традиционном обществе предполагает, что женщина будет сидеть дома и рожать детей. И на каком-то этапе исторического развития патриархат, предполагавший подчинение женщины и тотальный контроль над ней, над ее репродуктивным и производительным трудом, в чем-то был оправдан, поэтому женщина сидела дома и рожала детей.
Но ситуация меняется, и где-то с середины XVIII века, если брать Европу, женщины выходят в сферу промышленного труда и начинают зарабатывать деньги. И с учетом всех перегибов законодательства того времени тот же Энгельс в своем фундаментальном труде «Положение рабочего класса в Англии» фиксирует такой феномен, когда женщины ходят на работу, а мужчины остаются дома и занимаются вот этим: киндер, кюхе, кирхе. Не сказать, что мужчины очень радовались этому факту, но это приходилось делать, так как был большой уровень безработицы, а женщине всегда платили меньше, поэтому охотнее брали на работу.
Даже сейчас у нас в России разрыв в уровне зарплат составляет примерно 30 процентов, в самой прогрессивной Скандинавии – семь процентов. То есть когда в Англии рабочие забастовали, предприниматели их поувольняли, а на освободившиеся рабочие места взяли женщин. Выиграли со всех сторон: никаких бунтов, более ответственные работники, денег можно платить меньше. А когда женщина начинает зарабатывать деньги, она и оценивать начинает по-другому: и себя, и отношения. И терпеть мужа только потому, что он муж, она не будет.
Меняющаяся экономическая ситуация требует смены мышления, если мы рассматриваем вопрос в той парадигме, что сначала меняется экономика, а потом сознание, но получается, что в этом вопросе сознание меняется гораздо медленнее, чем экономика. И вот у нас уже есть первая женщина-генерал, которая с трибуны призывает женщин не ходить в армию, потому что в армии так плохо, а хочется замуж и опереться на крепкое мужское плечо. Мне в этом видится определенное лукавство, потому что если женщина не настроена на карьеру, она ее не сделает от слова «никогда». Она выйдет замуж, сядет дома, и даже если потом жизнь ее выкрутит пойти работать, она все равно будет работать ради дежурного минимума на хлебушек.
У нас очень медленно меняется сознание и почему-то оказывается, что оно застревает где-то в каменном веке. И вконтактовские паблики, типа ББПЕ, где мужчины пишут про злобных баб, которые вконец обнаглели, разводятся, обслуживать не хотят, алименты требуют, в глазах детей не создают образ папки-героя-защитника – что с ними делать? Только бить. Желательно с ноги и по лицу. Отсюда и название паблика.
И сюда же вписываются психологи, например, Саудовской Аравии, которые издают инструкции, как правильно бить жену. В вопросе гендерных стереотипов традиционная установка «киндер, кюхе, кирхен» сдает позиции очень-очень медленно. И здесь, я думаю, причина, в первую очередь, в том, что если женщина не будет в этом подчиненном состоянии, придется меняться мужчине. То есть если возникает тенденция к равноправию, то мужчина сам должен где-то меняться, а не всем этого хочется. Если мальчик привык, что мама вокруг него на цыпочках, и обстирывает, и обглаживает, то и жена потом должна делать то же самое.
- Но ведь и женщина считает, что мужчина ей многое должен?
Да, и это проблема гендерных стереотипов. Мужчина уверен, что женщина должна ему готовить, убирать и рожать детей, а женщина – что мужчина должен дарить подарки и носить на руках. И эти стереотипы самовоспроизводятся довольно активно. И я наблюдаю, что это именно свойственно для поколения конца 90-х - начала нулевых.
- Философ Лидия Кирсанова связывает это с прогрессирующим сегодня нарциссизмом.
- Блогер и психолог Таня Танк говорит, что нарциссами чаще всего становятся мальчики, то есть сейчас примерно такое соотношение: на каждую сотню у нас будет четыре нарцисса, трое из них – мальчики. Мы с другом обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что женщину от нарциссизма излечивает материнство. Конечно, не без вот этих вот перегибов типа «яжемать». Но чаще всего эго переключается с себя на ребенка, и если были хорошие задатки, то есть шанс выправиться, потому что нарциссичные родители – это очень токсичные родители. К словам философа я бы добавила еще исторического контекста 90-х годов, потому что у тех, кто прошли нищету, дефолт, голод, есть естественное желание дать детям все лучшее – то, чего у них не было, и уберечь-защитить, а на выходе мы получаем вполне нарциссичных персонажей. И вот это поколение, которое выросло в Интернете, страдает еще и нарушенными связями с реальностью. Сейчас Интернет, социальные сети – это основной механизм конструирования гендерных стереотипов.
И если вернуться к 90-м годам, то они проявили еще один интересный момент: первыми адаптироваться к изменившейся реальности смогли именно женщины. Муж в депрессии на диване с бутылкой, а женщине – куда деваться, у нее четверо детей - только в «челноки». Отсюда некоторые перегибы характера у женщин этого поколения: излишняя властность, когда есть два мнения - мое и неправильное, и как следствие – давление на своих же детей в форме «я на тебя жизнь положила».
В советское время при всех Макаренко и других прогрессивных педагогиках система воспитания была на порядок проще – поджопник, в угол и не отсвечивать, никто ни про какие травмы не думал, никто не жаловался, потому что не было сонма сочувствующих психологов, рассказывающих, как вам не повезло в жизни, потому что родители оказались гады. Нет, все считали, что только так и надо. И советское общество, несмотря на попытки эмансипации, было подвержено влиянию гендерных стереотипов. 90-е годы меняют картину: женщина выходит на экономическую, политическую и социокультурную арены, но все установки остаются в голове.
Еще момент – Великая отечественная война, с которой вернулось всего три процента населения, и муж стал предметом культа. Не для всех районов это, конечно, было характерно: на Дальнем Востоке было немного по-другому, здесь исторически всегда мужчин было больше, чем женщин, и у них всегда было право выбора и зарплаты были в среднем выше, чем по стране. В Магадане, например, существовал такой мем: «шапку нашел, на фиг пошел». То есть если муж где-то косячил, то у жены разговор был очень короткий, потому что зарплата позволяла ей одной прокормить детей. Советское общество предписывало женщине работать и еще и за домом следить.
Кто-то из исследователей приводил цифры, что в то время женщина тратила на домашнюю работу 14 часов, а мужчина – 2,6, то есть дело ограничивалось малым – полочку прибить, мусор вынести. У женщины три «К»: киндер, кюхе, кирхен, а у мужчины три «Т»: тапочки, тахта и телевизор. Гендерные стереотипы живучи и имеют плохую привычку самовоспроизводиться, Интернет помогает им в этом смысле очень сильно.
Если раньше в каждом районе были свои погремушки, то с появлением Интернета они стали общими на всех. И сколько бы ни жаловались феминистические сообщества Роскомнадзору и Дурову на паблики, которые откровенно призывают избивать женщин или объясняют, как вводить их в состояние психологической или экономической зависимости, они продолжают существовать и признаков экстремизма в этом никто не видит. То же самое касается стереотипов, связанных с женской сексуальностью.
Не секрет, что для женщин у нас существует два типа поведения: мадонна или шлюха. Либо ты ни с кем нигде и никогда – тогда все замечательно, либо ты, не дай Бог, с кем-то, и тогда защищенность с тебя снимается. Как пелось у Аллегровой: кто у нас не первый, тот у нас второй, потому что если пятый-десятый, то это все. И на фоне такой дуальности создается широкое поле для манипуляций: она не стала гулять с мальчиком, значит, мальчик пошел и рассказал всем, что она девица легкого поведения.
Именно на фоне этого возникло такое явление, как группа «Курицы Владивостока», где мужчины публиковали в открытом доступе для таких же мужчин контакты женщин, с которыми они встречались, обвиняя их в легкодоступности. В итоге на таких женщин начиналась травля, которая в нескольких случаях закончилась самоубийством.
Такие группы были в разных городах, и для феминистского сообщества это была определенная проблема. Потому что группы были закрытые, попасть в них было сложно, для девушек вход был строго запрещен. Девушки, конечно, сделали в обратку паблик «Петухи Владивостока», но он был создан скорее с целью предупреждения: девочки, с этим чуваком связываться не надо. Призывов прийти побить камнями или изнасиловать, там не было.
- Это и есть встреча реальностью?
- Да, в феминистском сообществе это называется «развидеть матрицу». Мне часто говорят, что я с таким подходом не выйду замуж от слова «никогда». Но я считаю, что лучше потратить годы на поиски мужа, чем на неудачный брак, потому что в брак женщина вкладывает гораздо больше, чем мужчина: и дети, и дом – все на ней. Редко, какая птица готова понимать, что если женщина так же, как ты, работает, значит, она так же устает, и ты должен вложить свои 50 процентов домашнего труда.
Есть, конечно, отдельные персонажи, которые это осознают, но они, как тигры в Красной книге – все наперечет и, как правило, все заняты. Меня в связи со всем этим беспокоит, что наше государство в ответ начинает крепить духовные скрепы. Я прекрасно понимаю все благие мотивы этого поступка, я прекрасно понимаю, что безотцовщина – это плохо. Но проблема в том, что когда государство это пропагандирует, многие отморозки получают карт-бланш, это как с казачками, которые в Москве отхлестали нагайками сторонников Навального.
- Есть вредные гендерные стереотипы для мужчин?
- Да, конечно, например, если ты мужчина – значит герой и защитник, либо ты лузер со всеми вытекающими. Отсюда у мужчин, которые не вписываются в модель быть статусным и успешным, возникают проблемы. Потому что чтобы соответствовать навязываемой в современном мире модели статусности и успешности, нужно быть исключительным человеком с исключительными лидерскими качествами, а еще лучше со стартовым капиталом: деньгами, связями или эксклюзивным образованием.
Давайте посмотрим правде в глаза: большая часть мужского населения этим требованиям не соответствует, но при этом соответствовать пытается. А эти попытки выливаются в стремление над кем-то доминировать.
У одного из китайских поэтов была такая сатира по поводу обычая бинтования ног: я никудышный чиновник, моей памяти не хватает, чтобы запомнить все необходимые тексты, спина моя сгорбилась от постоянного сидения и глаза ослабли, но когда я прихожу домой, беру на руки свою жену, которая не может без меня передвигаться, и несу ее в паланкин, вот тогда я чувствую себя львом и героем. Не можешь реализоваться в обществе, так как тебе оно это предписывает, реализуйся дома в качестве господина и повелителя.
Вот так гендерные стереотипы закрепляются. Но меня лично беспокоит, насколько стабильно они воспроизводятся в средствах массовой информации, литературе и кино. Потому что многие истории, которые ты всегда воспринимал, как истории неземной любви, при анализе оказываются историями патологий.
Исследователи Гитлера и Сталина очень любят сравнивать истории Евы Браун и Надежды Аллилуевой которые и правда очень похожи. Еве Браун было 16, когда она начала общаться с сорокалетним Гитлером, и столько же было Надежде Аллилуевой, когда она попала в постель к такому же возрастному Сталину. То есть такие взрослые дядьки вывернули девчонкам мозги и привели в итоге обеих к самоубийству, только Аллилуева сама не выдержала этого трэша, а Браун покончила с собой из солидарности с Гитлером.
- Давайте коснемся исторического контекста. Вы упоминали на лекциях, что до патриархата был матриархат, так ли это и почему строй все же поменялся?
- С матриархатом все сложно. В марксистской парадигме считалось, что матриархат был, но не все исследователи с этим согласны. В частности, историк и этнограф Алексей Першиц считал, что матриархата не было. Но его и не было в том смысле, как мы это себе представляем по фильмам типа «Новые амазонки»: абсолютная власть женщин и мужики, которые ходят по струнке. Однако цивилизации, которые условно назывались матриархальными, демонстрировали довольно высокий уровень равноправия: родство по женской линии, наследование по женской линии, верховная религиозная власть, как правило, принадлежала женщине, а верховная военная власть - мужчине. То есть был такой тандем из верховной жрицы, которая заправляла в том числе гражданскими делами, и мужчины, который представлял военную силу.
Такую структуру демонстрировали некоторые племена в Центральной Африке, которые наши антропологи, в том числе Марина Бутовская, относят к матриархальным. И до сих пор считается, что наиболее старые религии, это те религии, где божества – женские. Вот мы знаем «Ал-лах», что переводится, как «бог велик», но мало кто знает, что до того как пророк Мохаммед принес ислам на Аравийский полуостров, племена его населявшие говорили: Аль-лат – «богиня великая». То есть почитание Аллаха вытесняет традиционный культ почитания великой богини. Что касается Европы, то там исследователи связывают смену строя с великим переселением народов, когда хлынули племена с Индостана и Центральной Азии и принесли идеи патриархата.
Если мы посмотрим на страны Азии, то в Китае, Индии верховное божество мужское, и только Япония составляет приятное исключение – у них верховное божество женское. Если брать данные археологии, то в условно матриархальных обществах женщины играли достаточно значимую роль и могли быть не только верховными жрицами, но и полководцами. Энгельс связывает появление патриархата с неолитической революцией: пока все были равны, не имело значения, кто собирает еду, главное, чтобы племя не умерло с голоду.
Кроме того, среди западных ученых есть мнения, что доместизация растений и одомашнивание животных – это не мужская заслуга. Если говорить про культ мамонта, то мамонт – это был деликатес, его нужно было догнать, убить и законсервировать. Поэтому основу рациона питания племени все равно составляли коренья, ягоды и мелкие животные и птицы, пойманные в силки, чем могли заниматься и женщины. Здесь особняком стоят аборигены Австралии: охота у них – это мужское дело и мясо добывают только мужчины, а остальное – будь добра, иди и доставь.
Матрилинейность и матрилокальность представляются мне более честными вариантами учета родства, потому что женщина вносит гораздо больший вклад в заботу о потомстве. Поэтому Энгельс говорит, что патриархат появляется с возможностью иметь собственность, и именно собственность заставила первобытных мужчин перейти к патриархату. Признавая, что женщины и дети стали первыми рабами мужчины, он немного обходит вопрос, почему так получилось, но современные исследователи говорят, что получилось очень просто: если женщина производит основной продукт питания – а это всегда хлеб, нужно контролировать того, кто его производит, чтобы он не имел права распоряжаться продуктом по собственному усмотрению.
Отсюда появление двойных стандартов: мадонна и шлюха, так как мужчина должен быть уверен, что собственность перейдет ребенку, рожденному от него. В племенах, где наследование идет по женской линии, вопросами отцовства особенно никто не заморачивается.
- В культуре есть какие-то изменения гендерных стереотипов, которые, в основном, через нее и транслируются, на ваш взгляд?
- Для того чтобы что-то менялось в культуре, нужны определенные усилия, поэтому в последнее время проходит так много феминистских перфомансов, выставок, концертов, которые помогают сформировать новое мировоззрение. Ведь женщины на самом деле много что сделали, но об этом никто не знает. Есть одна наука, у которой не отцы-основатели, а матери-основательницы – это программирование.
Если бы женщины были не способны к ИТ, компьютерных технологий не было бы в принципе, начиная с Ады Лавлейс, которая изобрела двоичный код и заложила основы программирования по перфокартам, и заканчивая Хейди Ламарр, которая изобрела вай-фай, потому что у нее, как у актрисы, было такое хобби – конструировать.
Основа микропрограммирования – это группа женщин из Мичиганского технологического университета, которые вдобавок ко всему были еще и афроамериканками. И перед ними я снимаю шляпу: каким нужно быть целеустремленным человеком, чтобы проломить не только гендерный, но и расовый стереотипы.
И это к вопросу, что женщины не способны к программированию. Если бы были не способны, не было бы компьютеров. Другой вопрос, что когда выяснилось, что в этой сфере могут крутиться очень хорошие деньги, женщин быстро из этой сферы вытеснили. То же самое касается разработок компьютерных игр. Анита Саркисян в своем блоге как раз поднимает вопрос о стереотипах женских образов в компьютерных играх, и после ее постов в западных компьютерных играх процент женщин-героинь, гоняющих по пересеченной местности на 12-ти сантиметровых шпильках, несколько уменьшился.
Потому что когда я вижу женщин-героинь в компьютерных играх, у меня возникает большой вопрос к разработчикам: как они представляют существование в таком костюме? Бронированный лифчик, бронированные трусы а-ля принцесса Лея и меч в тощих лапках. Как человек, занимавшийся в свое время фехтованием, могу сразу сказать: героиня - вообще не жилец, потому что голый живот, голые плечевые артерии, голая шея, один тык куда-нибудь и все. Я понимаю, что идея какого-либо здравого смысла здесь не ночевала в принципе, но все же…
- Как быть с бытованием таких стереотипов, как «сама дура виновата» и «почему она не ушла»?
- Здесь нужно работать комплексно: пытаться изменять общественное сознание и юридические нормы. Мы должны донести до людей момент, что всегда виноват насильник, а не жертва, потому что именно он принял решение изнасиловать: при чем здесь женщина? Почему она не ушла – потому что не у всех есть ресурс, в первую очередь, моральный. И прежде чем развернуться и уйти, ты должна осознать, что с тобой что-то не так. А наш мозг от этого активно защищается, потому что объективная реальность может оказаться слишком травматичной.
Я хожу и периодически думаю, что если у меня будет сын, то нужно рассказать ему это и это, а если дочь – то вот это и это, просто чтобы однажды не оказаться на месте матери Сергея Семенова, который изнасиловал Диану Шурыгину, или на месте матери Дианы. Или недавние громкие случаи с Галиной Каторовой и Ритой Грачевой – очевидное подтверждение, что наши правовые органы имеют по этому вопросу очень простую позицию: убьют, тогда приходите, а объяснять и доказывать, что мне угрожали, что надо мной стояли с ножом - бесполезно.
В Петербурге недавно произошла история, когда женщина позвонила в полицию со словами: помогите, убивают. Женщина, принявшая звонок, ответила: приедем, труп опишем. Так и случилось – приехали, описали. Сейчас диспетчеру грозит судебное разбирательство, а наше феминистское сообщество ерничает на тему: а если бы диспетчер был мужчиной, что бы ему было? Есть версия, что ничего, потому что есть масса примеров, когда наши правоохранительные органы закрывали глаза на подобные мужские штуки.
В каком-то сибирском городке сожитель убил девушку и остался на свободе, девушку хоронили в закрытом гробу, потому что она была вся искалечена, общественность возмутилась, и к тому моменту, как возбудили уголовное дело, убийца налаживал свою жизнь с какой-то новой девушкой. Но законодательная ситуация у нас сегодня такова, что даже если сотрудники полиции будут настроены помочь девушке, у них не будет на это возможности.
Потому что у нас вместо закона о домашнем насилии есть закон о декриминализации побоев, так как Мизулина посчитала, что мы должны крепить скрепы. И теперь за первые побои у нас просто небольшой штраф, и только за второй раз может быть арест. Но есть и хорошая сторона: у нас хотя бы появилась статистика по домашнему насилию. Раньше, когда мы говорили, что у нас в год от домашнего насилия страдает 14-16 тысяч женщин, нам не верили. А сейчас только тяжелых случаев, когда муж почесал кулак о жену и детей, 28 тысяч. То есть, здесь надо менять комплексно общественное сознание и законодательную базу, а не скрепы крепить.
- За границей по-другому?
- В Штатах идут целые социальные кампании, наружная реклама, плакаты из серии: «Видишь пьяную девушку, проводи до дома, передай родственникам». Ролики социальной рекламы: парень заходит в комнату, видит спящую на диване девушку, бегущая строка: «Что я сейчас с ней сделаю?». Парень подходит, кладет под голову подушку, укрывает одеялом, выключает свет, выходит из комнаты.
В Скандинавии, странах наиболее комфортных с точки зрения гендерного равенства, в вузах читается спецкурс по этой теме, который слушают абсолютно все студенты.
- Что посоветуете женщинам?
- Верить в собственные силы, повышать уровень своего образования и развития и заботиться о себе. И для ваших детей, и для ваших родителей, и для вашего мужа будет лучше, если вы будете самодостаточной сильной личностью. Нужно отказаться от идеи «половинок», потому что как сказала Раневская «половинки есть только у задницы и таблетки, а человек изначально целое». И у нее же была прекрасная мысль: «семья заменяет человеку все, поэтому прежде чем обзаводится семьей, подумай, что важнее: все или семья».
Моя знакомая психолог однажды сказала прекрасную фразу: у каждого из нас есть своя цена, и мы эту цену обычно назначаем сами. Для кого-то цена – бриллианты, машины, обеспеченная жизнь с клубами и тусовками на Мальдивах, для другой ценно, что мужчина видит в ней женщину, дарит цветы, заботится, дает чувство защищенности. Как сказал Саша Белый из «Бригады»: «Теперь твои проблемы – это мои проблемы и решать их буду я».
Сейчас для меня мужчина познается не умением красиво рассказать, потому что красиво рассказать я сама умею, а позаботиться о тебе во всех смыслах. Еще желательно избавиться вот от этого стереотипа, что муж – голова, а женщина – шея, куда шея повернется, туда голова будет думать. С точки зрения физиологии это работает только в том случае, если ему отрубили голову. Тогда у нас включаются какие-то нервные остаточные рефлексы, и шея при этом рефлекторно подергивается.
Я бы попросила не верить в ту идею, что женщина может чего-то добиться, исключительно толкая мужа или будучи за мужем. Потому что видели мы такую «хиросиму», причем не в малых количествах, когда женщина вся в муже, муже, муже, а тут мужу 45 и бах – Моника Левински. И жаль мне в этой ситуации именно Монику, потому что Клинтон на этом фоне – жив, цел, орел. А Левински столкнулась со всеми этими явлениями, которые у нас имеют место быть, в полный рост. Недавно была опубликована стенограмма ее выступления на TED, где она говорит, что термина «харрасмент» еще не было, не было терминов «преследование» и «slutshaming», а она все это на себе уже испытала.
Ей предлагали секс за деньги, секс без денег, ее преследовали, ее унижали, то есть, по сути, она столкнулась с травлей, с тем, что у нее была погублена карьера, и я не уверена, что у нее есть семья. Если бы наше общество не было перекручено стереотипами, что во всем виновата женщина, даже если он ее изнасиловал, то вопросы были бы не к ней, а к нему, Клинтону.
С ней все понятно: ей 22 года, она очарована самой ситуацией, в которую она попала – в Белом доме, помощник президента, да и Клинтон был харизматичным товарищем, но ты куда лезешь, старый козел?
- Он президент, ему все позволено.
- Вот это: «мужчине все позволено» - и есть то, против чего восстает феминизм. Потому что не все позволено. И феминизм именно за это не любят, не принимают и формируют негативные стереотипы по отношению к нему. Не все позволено. А кому захочется расставаться с привилегиями и вседозволенностью? И я даже сталкивалась с такими формами возражений: если все так будет, то человечество же вымрет?
Да никто не вымрет – мощность инстинкта продолжения рода недооценивать не надо, но общество должно перейти к более гармоничным отношениям без агрессии, иначе – с учетом всех современных средств вооружения – четвертая мировая война будет вестись камнями и палками. Если, конечно, будет, кому ее вести.
